Представьте себе, что правительство Германии решило объявить немецкую автомобильную промышленность стратегической отраслью и приобрести контрольные пакеты акций всех немецких автопроизводителей. Затем оно объединило бы все предприятия в новый гигантский концерн под названием Bundesautomobil AG со штаб-квартирой в Берлине. Главой новообразования стало бы доверенное лицо правительства, а в совете директоров заседали бы исключительно заслуженные партийные кадры.

В Германии подобное непредставимо. Но именно это произошло в России при уходящем президенте Владимире Путине: важные отрасли экономики, такие как энергетический или металлургический сектор, были объявлены стратегическими отраслями и постепенно превратились в придатки Кремля. Путинская модель экономики - рыночная только по форме, ибо со свободной конкуренцией и беспрепятственным развитием предпринимательской инициативы она имеет мало общего. Разрешено все, что полезно власти. В истории уже существовала похожая модель: она называется меркантилизм и была доминирующей экономической моделью в период абсолютизма перед Французской революцией. Меркантилизм характеризуется тем, что производственная деятельность населения направлена в первую очередь на приумножение славы и величия государства. Гражданские свободы играют подчиненную роль или вообще никакой роли. Кремль благодаря своему контролю над энергетическим великаном "Газпромом" может не только определять, какая страна получит газ, а какая нет, - как крупнейший акционер он имеет многомиллиардные доходы, которые может использовать по собственному усмотрению.

Самое примечательное - это успехи нового меркантилизма, которыми может похвастаться Путин. И в самом деле, сегодня в России почти во всех сферах дела обстоят лучше, чем перед его приходом к власти в марте 2000 года. Экономика растет, государство консолидировано, армия наслаждается своим новым авторитетом, уровень жизни среднего класса растет. Однако права человека, свобода прессы и демократия пребывают в упадке. Россия - это не единственный пример возрождения меркантилизма. В том же направлении движется и Китай, хотя на стороннего наблюдателя он обычно производит впечатление капиталистического Эльдорадо. Крупные концерны КНР крепко связаны с пекинским руководством. Это особенно касается стратегических секторов: нефть и газ, авиация и космонавтика.

Явный триумф этих авторитарных экономических моделей представляет собой геополитический вызов Западу. Если после падения Берлинской стены комбинация из демократии и рыночной экономики была экспортным шлягером, то теперь стрелка компаса начинает поворачиваться в другом направлении. Меркантилистская модель сильного государства может стать новым образцом именно для государств, находящихся на переломе. Политика Путина способна найти подражателей. Это уже произошло во многих нефтедобывающих странах, а склонность Франции к промышленно-политическим фантасмагориям не только в случае с GDF Suez напоминает о том, что новый меркантилизм может обосноваться и на западе Европы.

Как обращаться с меркантилистскими образованиями, ответить, очевидно, непросто. Проблемой является правильное отношение к инвестициям со стороны подобных предприятий, контролируемых на государственном уровне. Следует ли позволять концернам вроде "Газпрома" или Sinopec приобретать по их собственному усмотрению предприятия в Германии, даже если вследствие этого происходит косвенное укрепление режимов, пренебрегающих правами человека?

Что будет, если меркантилистские конгломераты, пустив в ход свои миллиарды, предпримут попытки повлиять на здешнее общественное мнение? И что будет, если данная модель станет предметом экспорта? Рыночная экономика - это составная часть свободного общества. Новые меркантилистские экономики создают иллюзию рыночной экономики, состоя при этом на службе авторитарных режимов. Авторитарный меркантилизм, как когда-то абсолютистский, тоже когда-нибудь погибнет от собственных слабостей, безбрежной бюрократии, отвратительного менеджмента и клановой экономики. Однако на это потребуется время. А до тех пор он останется конкурентом на глобальном рынке идей и идеологий, которого нельзя недооценивать.